Профессиональные данные не позволяют мне судить о ценности постановки непосредственно как оперы; не позволяют и предпочтения, под властью которых велик соблазн к сравнению, в котором не вдруг победит Туминас. Я буду говорить о постановке, о видении режиссера-постановщика, которое, на мой взгляд, реабилитирует данную оперу-ораторию в глазах зрителя, избалованного Эдипом Пазолини[1] или в исполнении Жана Маре[2]. Реабилитирует, но едва ли помогает это видение разделить. Перед Р. Туминасом стояла непростая задача – взявшись за Эдипа, не впасть в прямое следование Кокто или иллюстрирование Фрейда. И первое, и второе было бы, во-первых, уже виденным и проговоренным; во-вторых – чрезмерно ожидаемым. Для бОльшей ясности было бы полезно посмотреть и вахтанговскую постановку Туминаса «Царь Эдип», однако, поскольку подобная возможность покамест не предоставилась, я предпочту ограничиться рассуждением о данном конкретном действе, руководствуясь тем, что каждая постановка может иметь право на обособленное существование и держа в голове ту мысль, что, возможно, не только «живущий несравним»[3], но и вещь, претендующая на звание «произведение искусства».
